Да, встреча с таким человеком может перевернуть мир с ног на голову и подарить много...
Наверное, многие мечтают о такой встрече...
Потому что эти одинокие как магниты, неизвестные и притягивающие...

Она шла из школы. Она шла мимо -двухэтажки. Тут она вспомнила, что почти год назад на этом месте она попрощалась с Костей. Навсегда попрощалась. Впереди все виднелось как-то смутно. Она пошла скорей, перешла на бег. Она была уверена, что там, за туманом, она до сих пор прощается с Костей, и, если поторопиться, то она сможет остаться с ним. Не позволить ему уйти в ночь. Не позволить ему уйти из неё. Из её сердца. Но, наверное, она бежала недостаточно быстро. Кроме раскатанного снега и ночи на том месте не было ничего. Никого…
Она молча заплакала. Слезы выбегали из горящего сердца и замерзали, словно Костя в начале года. Замерзали прямо на ресницах, не успев понять, что происходит. Словно Костя. Замерзали и склеивали ресницы. Пошел снег. Она опустилась на колени и спрятала лицо в ладонях, полных свежего снега. Ей не было больше холодно. Нет, не так. Ей было холодно, но она научилась существовать с этим холодом наедине. Наедине, не замечая его. Может, этот холод стал для неё лишним. Она забывала всё лишнее всю свою сознательную жизнь. Костя не был лишним,…но его пришлось забыть. Выкинуть из головы…
Но не из сердца. Теперь он жил там – навеки пятнадцатилетним парнем, измазавшим сто лет назад её джинсы побелкой, а ещё двести лет назад предложившим свою дружбу. Изо рта извергались густые клубы дыма. Именно дыма – сердце еще горело. Именно дыма – она вдыхала его полгода, неизменно следуя за Костей. Он часто курил. Она не пыталась помешать, зная, что это бесполезно. Теперь весь проглоченный за те полгода дым вырывался на свободу. Он спрятал плачущую от посторонних
непонимающих глаз. Впервые ей стало плевать на домашнее задание. Ей стало плевать, что с ней сделают завтра непонимающие учителя. Ничего не понимающие. Снег перестал. Подул северный ветер. Ей нравился северный ветер. Ей нравился почерк Кости. Косте нравились буковки «П» и «Т», написанные её почерком. Ей нравились абсолютно все буковки, циферки, знаки препинания, написанные Костей. Нравились по причине того, что их написал Костя. Иногда он писал неправильно, и это её огорчало. Самому Косте было плевать на орфографию и пунктуацию. Ей – нет. Она хотела, чтобы Костя хорошо учился. Она хотела, чтобы Костя часто приходил к ней в гости. Он часто отказывался, говоря, что идти неохота. Она шутила: «Все-то ты в трудах, все в трудах, аки пчела». Ему это тоже нравилось.
Как-то у них зашел спор, что лучше: попса или шансон. В самом разгаре спора она сказала Косте: «Ты еще бы спросил, зачем я хожу на кружок информатики и тайком скачиваю себе новую музыку!». Он спросил это. Та в ответ обиженно крикнула: «Да пошел ты!». Он долго смеялся и добивался, чтобы она сказала это еще раз. Они часто веселились. Шли из школы и шутили друг над другом. Однажды Костя хотел показать ей, как надо естественно краснеть. Он объяснял ей: «Надо задержать дыхание как можно дольше» и тут же это изобразил. Она расхохоталась: лицо у Кости стало при этом очень уж смешное. На следующий день была репетиция перед «Новогодней елкой» и они снова вспомнили про это «покраснение». По очереди стали изображать это и хохотать. Стоящий рядом Костя Кирьянов смотрел на них и ничего не понимал.
Чуть раньше был мороз. Восьмому классу пришлось задержаться в школе. Автобус уехал без Кости. Он пошел домой пешком. Она – за ним следом. Костя шел и материл водителя на все корки. Она только шла и сгибалась пополам от хохота. Она думала, что так будет всегда. Костя всегда будет рядом. Так не случилось. Она плакала, вспоминая Костю. Он часто на русском языке и литературе оборачивался и корчил всякие забавные рожи. Она неизменно улыбалась и смеялась. Когда они поссорились из-за совершенно нестираемой побелки на её джинсах и его руках, то на уроке Костя часто оборачивался в надежде, что она посмотрит на него, как это было раньше. Она старательно не смотрела на него. Потом они помирились. Часто носились по кабинету так, что пыль стояла столбом. У учительницы была аллергия на пыль. Она зашла в класс как раз в тот момент, когда пыль живописно оседала на место. Учительница спросила: «Что это вы делали?». Костя один нашелся, что сказать и произнес: «С доски стирали». При этом вся доска была вдоль и поперек исписана… Учительница ехидно ответила: «С доски стирали? Ай, молодцы!». В шестом классе после одного из уроков математики они долго смеялись. Прозвенел звонок, все стали решать еще один пример, а они с Костей этого не сделали. Теперь вместе они уже не смогут засмеяться никогда. НИ-КОГ-ДА. Все просто…
Второй вопрос написала Соня, и за него-то я получил плюсик. Ну как так


Доступ к записи ограничен
Доступ к записи ограничен
Доступ к записи ограничен
Принял "соломоново" решение - буду лечиться, принимая рекомендации сверстников лишь в том случае, когда мой метод перестанет работать. А пока - парацетамол по утрам и вечерам, и - пахать ломовой лошадью от забора до заката.
Доступ к записи ограничен
- ТАК БЫ СРАЗУ И ГОВОРИЛА: КОФТА!
(В понедельник Саша пришел с экстремально короткой стрижкой под 0.2. Не иначе, подслушал наш тогдашний разговор).



4) И самое неожиданное...внезапно, человек, которого я боялся эти 1.5 года больше всех в вузе, вместе взятых, в очередной раз проявил ко мне внезапную жалость. Определенно надо переосмыслить жизнь.