[Baffie-Tramp]

Ввиду отсутствия интересных новостей, буду выкладывать сюда свое творчество в виде прозы

нижеследующий рассказик я писал давно, поэтому абзацев пока не ждите
впрочем сейчас я начну исправлять огрехи и можно будет прочитать это в удобоваримом виде чуть позже.

------------Гроза. Соседи. Ночь без сна.------------

Минут через двадцать прибежали Тимоха с Сеней, завершившие текущий ремонт цветника.
Ветер дул все сильнее. Тимоха, бывший в плотной спортивной куртке, тем не менее, щеголял красным носом. Сенька же, вышедший в легкой хэбэшной футболке, трясся, как под действием тока. Пришлось наливать горячую воду в тазик (нагревание воды, поиски тазика и прочие действия вылились в получасовое приключение), а потом еще пятнадцать минут уговаривать Сеню сунуть ноги в этот тазик.
Пока он ломался, стало быстро темнеть. Ветер пригнал с запада исполинскую тучу, причем она явно намеревалась устроить деревне хорошую взбучку. Моментально загромыхало. Наташа побежала закрывать теплицы. В окно мы увидели, как она, трясясь на ветру, трусцой бежит по тропинке. Вдруг сверкнула молния, выключившая звук. Словно в кино, мы наблюдали, как при вспышке Наташа беззвучно кричит, сгибается в три погибели, отворачивает голову к дому, зажимает уши и тут ударяет гром. Раскат был настолько силен, что, кажется, если бы молния ударила чуть поближе, нас бы снесло взрывной волной. Наташа же на четвереньках двинулась обратно домой. Когда она зашла в кухню, то все еще визжала, правда, уже на выдохе.
Хотя грозы были нам не новы, после эмоционального всплеска на своем «концерте» мы боялись грома и молнии, словно нам было по пять лет.
Встал вопрос, кто же все-таки отважится. Никто не хотел идти один запирать теплицу. Никто не хотел делиться, чтобы двое остались дома, а двое сбегали до парника. Никто не хотел оставаться дома один, пока трое находятся на улице. Даже все вчетвером не желали покидать дом, ведь могло что-то случиться, пока мы отсутствуем. (Например, могла влететь шаровая молния, с которой мы благодаря школьному реферату Наташи были печально знакомы; к счастью, не по собственному опыту). Теплицу нам тоже было жалко. Сеня высказал догадку позвонить соседям, представив картину так, будто дома он один и боится оставить дом, пока закрывает парник. Иного выхода, похоже, не было.
Тетя Надя была удивлена, что ей звонят соседи, и что звонит именно Сеня. Однако она согласилась. Мы же заметались по дому, пытаясь не виднеться в окнах, мимо которых пролегал маршрут нашей спасительницы. Если впоследствии она и заметила всклокоченный затылок Наташи, торчащий над подоконником, то ничего не сказала.
Окна мы отважились закрыть сами. Каждому досталось по комнате. Мы раскрыли все двери и условились в случае встречи с неким новым предметом кричать во всю глотку (под предметом мы имели в виду все ту же шаровую молнию – само ее название приводило нас в ужас). Внезапно Тимоха вспомнил, что подвальные окна тоже открыты. Представив, как шаровая молния выбирает пути под нашими ногами, я едва не потеряла сознание. Оставались соседи по диагонали и западные соседи (живущие с севера от нас Моденовы уже откликались на наш зов, а второй раз за вечер вызывать их, казалось, по крайней мере, неэтично). Были еще восточные соседи, но у них не было стационарного телефона, а мобильного мы не знали.
Наконец, Тимоха высказал гениальную мысль: двое выходят на улицу, а оставшиеся ходят по тем комнатам, под которыми в данный момент первые будут закрывать подвальные окошки. От всего пережитого, уже не вредничая, Сенька отправился к дверям. За ним пошла Натаха. От каждого раската грома Сенька таращил глаза и ошалело оглядывался на источник грохота, который уже проплывал аккурат над нашим домом. Наташа просто была в состоянии шока после потрясения и на гром не реагировала.
Когда они вернулись, мы с Тимохой плавно начали задергивать шторы, чтобы не видеть происходящего снаружи. Я первый раз порадовалась, что Наташина мама не сменила зимние более плотные занавески на прозрачный кружевной летний тюль. Зашторив, замкнув и заперев все, что можно было, мы напоследок проверили наличие пустоты в электророзетках и утянулись в спальню.
Наташа заперла дверь на ключ, а ключ положила за щеку. Никто из нас не засмеялся. Обыкновенная, казалось бы, сердитая тучка ввела нас в состояние глубокого транса. Мы расправили две нижние кровати (одна из них была двухъярусной, но наверх все боялись лезть), сдвинули их, и залезли под одеяла, прижавшись поплотнее друг к другу. В середину задвинули нас с Наташей, как единственных особей женского пола. Сидящий слева Сенька трясся в ознобе. Мы просто молчали и ждали знака извне, оттуда, где в засаде так же ждала нас та гневная тучка.
Уже не было ни молний, ни грома. Первой под одеяло, не выдержав бдения, сползла Наташа. Затем укатился на свою кровать Тимоха, по пути смачно пихнув Наташу. Та проснулась и снова прижалась ко мне. Минут пять мы так сидели. Наташа полезла за щеку, вынула ключ, встала с кровати, подошла к двери, отперла ее и вышла. Мы с Сенькой вновь услышали звук скрежещущего ключа.
Наташа заперла дверь снаружи. Нам стало не по себе от ее непонятного поведения. Время тянулось и тянулось. Наташа не возвращалась. Тимоха спал. Вдруг мы поняли, что ветра нет, и нет уже давно. Поняли потому, что под окнами зашелестели кусты. Где-то вдалеке вспыхнула зарница. За ней еще, и еще…внезапно мы услышали бой барабана где-то за стеной, находящейся позади нас. Бой и пение. Стали различимы слова.
«Когда ты придешь, я буду готова, я распахну двери и открою все окна…меня ты найдешь, не придется долго внутри комнат кружить в поисках брода…Одиночка – туч подарок, хмурых ставен отпечаток. Одиночка – мы с ней сестры. Вырвем корни, выжжем пробки».
Внезапно я ощутила ноющую боль в лодыжках и поняла, что затекли ноги. Высвободившись из-под одеяла, я пошла в сторону единственного в комнате раскрывающегося еще окна. Раздернула занавески, раскрыла его и выпрыгнула наружу.
Повернувшись спиной к туче, стоявшей на востоке и грозно мигавшей зарницами, я увидела Наташу. За ее спиной была еще более черная туча, стремительно надвигающаяся. Прежняя казалась ребенком в сравнении с новой. Но Наташа продолжала петь. Я подошла к сцене, влезла на нее и уселась на один из барабанов. Взгляд упал на дом. Он стоял, безмолвный и напуганный нашей спонтанной смелостью. Будто хотел предупредить нас о приближающемся мраке, но не решался. Я услышала за Наташиным пением скрип окошка.
Показались Сеня с Тимохой. Они пришли и встали возле нас. Ната закончила петь. Мы молча уставились на дом. Туча приближалась. Снова вспыхнула молния. Я поежилась. Сеня задрал голову и принялся смотреть в небо. Заморосил дождь. Мы пошли назад. Залезали так же, через окно.
Наташа тоже влезла за нами. Взяла с полки шпильку и повозила ею в замочной скважине (через минуту она залепила скважину жвачкой). С той стороны послышался звон, и мы поняли, что это звякал выпавший ключ. Я пожалела его. Ведь мы заперты здесь, а он будет всю ночь лежать там, может даже весь день, пока кто-нибудь не придет и не отопрет нас. Хотя, скорее всего, пришедший просто утащит все, что не приколочено и подожжет дом, думая, что в нем никого нет. И бедный ключ так и сгорит без нас, в одиночестве. Нам то что, мы же вместе, а он там один. Сгорят и Пуха, и Джон, и старая коза Белка. После начала грозы они куда-то делись, хотя все они были внутри дома. Я вспомнила, что кошка с козой жутко боятся грозы.
Снова вылезла в окно, обогнула дом, открыла уличную дверь, обошла хлев, сеновал и поветь, удостоверившись, что никакая живность не исчезла, и что коза чувствует себя хорошо. Зашла в кухню, потом в зал. Кошка сидела под комодом. Я вытянула ее из-под комода и подцепила на руку. Кошка индифферентно повисла на руке, словно накрахмаленная свежевыстиранная скатерть.
Я зашла в соседний зал и подняла с пола ключ, сунув его за щеку. Совсем как Наташа. Стукнула кулаком в дверь, в знак того, что за ключ и животину можно не беспокоиться. Кошка кулем свалилась с локтя и мявкнула на всю ивановскую. Теперь о моем присутствии за дверью точно узнали. Вторично обойдя дом, и, вторично убедившись, что все в порядке, я кинула несчастную кошку в окно.
Не докинула. Та повисла на когтях между землей и подоконником. Выхода у нее не было, и она зацарапалась в окно. Я залезла следом за ней. Выглянув наружу, я увидела розово-белое небо на востоке, а поглядев на запад, я поняла, что туча рассеивается, не дойдя до нас. Мы ей либо понравились, либо глубоко ее разочаровали. И она, оскорбленная до глубины души, поспешила удалиться. Или удавиться. Как губка в резинке, подвешенная к потолку бани. Пора заканчивать этот неадекват.